Учительская газета, 16 февраля 2018

ТОЙВО НИЙБЕРГ: НА КОЙ НАМ НАЦИОНАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ НА ЭСТОНСКОМ?

В 1980-е годы профессор ТУ Юхан Аули на лекции по антропологии попросил поднять руку тех студентов, кто причислял себя к эстонцам. Половина прозорливо засомневалась в своей «арийскости». Каждому же «храбрецу», поднявшему руку, уважаемый преподаватель на основании их внешности зачитал от 5 до 15 отличительных особенностей представителей различных национальностей, попросив опустить руку. Так уж случилось, пишет в «Учительской газете» преподаватель и психолог Тойво Нийберг, что в аудитории среди почти 60 студентов не оказалось ни одного чистокровного эстонца.

Профессор Аули утешил всех, попросив изучением эстонского языка и культуры уважить тот давно уже вымерший народ, чью землю топчут теперь ноги полукровок. «Сумеем же укрепить это знание в сознании наших же детей!», – призывает Нийберг.

Язык научно-популярной литературы

Сейчас все чаще приходится сталкиваться с утверждением, будто эстонский язык звучит так себе (высказывание одного из достаточно известных молодых певцов), а иногда на нем якобы вообще даже стыдно разговаривать. Я уже имел честь беседовать с несколькими молодыми, но в то же время талантливыми людьми, родившимися в Эстонии, получившими здесь образование, позднее продолжившими учебу за рубежом и утверждающими, что они не умеют читать лекции на эстонском – на английском это якобы проще.

В то же время мне приходилось слушать лекции по психологии и биологии, на которых единственными словами на эстонском языке были сочинительные и подчинительные союзы. Так, наверно, совсем недалеко до формирования убеждения, будто читаемое на родном языке является примитивным и неотесанным или, выражаясь мягче, «научно-популярным», а тексты на иностранных языках иностранной же ментальности – в высшей степени научными. Гимназический учебник по биологии не иначе как со словарем иностранных слов теперь читать приходится. В то же время, при нынешней перенасыщенности и сложности программы, учителям не остается времени на перевод всех терминов, и потому чего удивляться, что вместо любви к природе вырабатывается враждебность по отношению к ней, а иногда даже ее отрицание. Никому ведь не хочется, чтобы его водили за нос. В этом смысле особенно чувствительны тинейджеры.

Вспоминаются годы застоя

Еще хуже обстоят дела с научной деятельностью. Большинство из того, что публикуется в эстоноязычных журналах и изданиях на государственном языке, относится к научно-популярному жанру и учитывается с коэффициентом 0,000. Само собой, что один малый народ и не может издавать самоокупаемые научные журналы, у которых были бы постоянные читатели.

Иные известные ученые из числа эстонцев бравируют тем, что их статью на иностранном языке, опубликованную с спецжурнале, прочитало аж от семи до десяти человек в мире. При этом на родине хвастуна не знает никто. Да и правда, оно ему надо писать на эстонском и для эстонцев?!

Вряд ли в Испании, Франции или Италии кто-нибудь защищает научную диссертацию на английском – степень получают все-таки на своем родном языке. Тут-то и возникает логичный вопрос: зачем вообще учить и преподавать эстонский, если позднее его придется быстренько забыть или даже начать стесняться владения оным? Вывод: эстонский – язык неотесанных представителей низшего класса, для ведения серьезной научной деятельности неподходящий, а среди ученых так вообще посмешище. Английский же по сути своей язык уважаемый и научный. Сдается мне, что в будущем себя оправдали бы начальная школа на эстонском, многоязычная прогимназия, иноязычная (англо-, русско-, немецко- или франкоязычная) гимназия и исключительно англоязычные вузы с крохотным отделением «угри-мугри».

Подчас в некоторых университетах себя оправдывает лишь английский язык, да так, что даже изучавшие немецкий оказываются в положении явно униженных и оскорбленных. Вспоминаются годы застоя, когда всех хотели заставить учиться на русском за пару десятков лет. Так, мне даже пришлось в статусе завуча и директора составить почти стостраничный план углубленного изучения русского языка. Предусматривалось также преподавание 15% дисциплин на великом и могучем, и все ради обеспечения эстонцам максимально быстрого и плавного вливания в славянскую культуру да коммунистический мир.

Слова и поступки

Во времена восстановления Эстонией своей независимости классический национализм играл ведущую роль. Традиционные национальные идеи занимали важное место в конституции 1992 года, а также в связанных с нею законодательных актах. Например, в Законе о гражданстве и языке. Националистическо-гердерский образ мышления выражается в том, что в двух местах в преамбуле к конституции подчеркивается преемственность государства (которая, в свою очередь, обуславливает восстановление гражданства и элемент юс сангвиниса), а также обязанность эстонского государства гарантировать сохранение эстонского народа, его языка и культуры на века.

Теперь же, будучи членом Евросоюза, мы готовы утратить свою эстонскость, а также пожертвовать культурой одного малого народа. Каждый год в мире вымирает почти 40 национальностей, и тенденция эта скорее усугубляется, нежели замедляется.

Да на кой тогда вообще в будущем насиловать своих детей изучением и преподаванием эстонского? Давайте с самого рождения начнем обучать и обучаться на английском! Да и по какому праву мы заставляем иноязычных жителей страны изучать язык, которого мы сами стесняемся и который сами считаем недостаточно совершенным?

Несколько лет назад на повестку дня встал вопрос либо о закрытии Института эстонского языка, либо о его переезде в Тарту. Во время проведения коалиционных переговоров в ноябре 2016 года перед журналистами всех заверили в том, что институт не закроют и с университетом не сольют. Очередной его переезд означал бы отступление от достигнутых договоренностей.

Давно ли это было, когда эстонские СМИ накрыла новость о поверхностном оценивании сочинений выпускников эстонских гимназий? Прикажете считать это всего лишь плохой шуткой? Как преподаватель ровно с 40-летним стажем осмелюсь заявить, что в системе образования одни только убогие да невзвешенные сценарии до сих пор только и побеждали. Политики и деятели от образования всегда не преминут подчеркнуть национальный аспект в образовании, науке и культуре. От слов к делу они, к сожалению, не переходят.

И что теперь?

*****

ДОКТОР ПЕДАГОГИКИ: ОТКАЗ ОТ ОЦЕНОК И ДОМАШНИХ ЗАДАНИЙ – ЭТО ЖЕ ВОЗВРАТ В КАМЕННЫЙ ВЕК!

Доктор педагогических наук и преподаватель-методист с огромным стажем Пеэп Леппик крайне обеспокоен на страницах «Учительской газеты» нивелированием научного подхода в учебно-воспитательной работе. По его мнению, нежелание опираться на фундаментальные исследования в области педагогики и психологии отражается в примитивности статей и публичных выступлений даже самих школьных педагогов.

Леппик отмечает, что деградация учителей стала особенно заметна в течение последних 15 лет, а после смерти бывшего министра культуры и образования, известного политика и ученого-педагога Пеэтера Крейцберга процесс разложения преподавателей вообще разогнался до галопа. В 1992-1993 гг. в Министерстве образования произошла смена кадров. Новые специалисты хоть и жаждали перемен, но плохо разбирались в педагогике, дидактике и психологии, а также не знали истории педагогики. Их цель была благородной – создание модели школы, отличной от советской (как в Швеции или США?), однако им было невдомек, каким образом формировалась т.н. советская дидактика, она же система преподавания.

Вот и в одном из недавних выпусков ток-шоу «Начистоту» на телеканале ETV, сокрушается автор статьи-мнения, речь хоть и шла о проблемах воспитания детей в школе, но ни разу не прозвучало слово «педагогика»: «Казалось, будто в студию позвали случайных людей с улицы, которые рассуждали о воспитательной работе, каждый исходя из собственного уровня развития».

Да, не спорит с прошлым Пеэп Леппик, существовала советская система образования, которая задним числом кажется не такой уж и бестолковой, однако не было (sic!) никакой советской системы преподавания, т.е. дидактики. Что же было? А была педагогическая система Гербарта XIX века, которая распространилась по всей материковой Европе, включая Эстонию. Но даже во времена СССР путь к системе преподавания Гербарта не был «советским» – в попытке освободиться в начале 1920-х годов от школьной системы времен царской России пример стали брать с Америки: поначалу в школах были комплексные планы, подразумевающие отсутствие оценок и домашних заданий (NB! автор мнения явно на что-то и кого-то намекает), на смену им пришла система обучения по дальтон-плану с возможностью свободного выполнения заданий к определенному сроку и методом групповой работы, а уже в конце 1920-х появился проектный метод – модель Джона Дьюи о прагматизме в образовании и воспитании в школе личности, умеющей выживать в условиях свободного предпринимательства.

«Наши нынешние «новаторы» слямзили кое-что из этого почти слово в слово, и все было бы расчудесно, если бы уже к началу 1930-х не выяснилось, что посещающие подобные школы детишечки не знают и не умеют ничегошеньки – в техникумах и вузах их невозможно было продолжать обучать (прямо как у нас…), – иронизирует Леппик. – Так решением центрального комитета компартии (как тогда было принято) было решено перейти на строгую систему предметных уроков (читай систему Гербарта), которая просуществовала вплоть до развала советской империи, в остальной же Европе все было еще сложнее».

Реформаторская педагогика, продолжает доктор наук, оказала сильное влияние на начальное образование в Эстонии, особенно благодаря Йоханнесу Кяйсу (1885-1950) и педагогам из учительских семинарий в Выру и других городах. В остальном же мире продолжали ставить эксперименты на детях, обкатывая на них всевозможные методы воспитания. «В большинстве случаев все заканчивалось провалом!», – предостерегает Леппик от повторного наступания на старые грабли.

По словам знатока истории педагогики, в XXI веке эти «старые песни о главном» как в Эстонии, так и в других странах предлагают «осовремениватели школ», которым история той самой педагогики, видать, неведома. «К сожалению, наши нынешние учителя ничего не знают о реальном фундаменте своего ремесла, и сдается, что настолько же умны и ученые-педагоги», – язвит Пеэп Леппик.

«Когда я в различных аудиториях спрашиваю у учителей, кто бы из них объяснил психологический механизм усвоения знаний, то руки не поднимаются, – констатирует ученый. – Возникает вопрос: да как вы тогда вообще можете преподавать?».

Леппик напоминает читателям, что известный американский психолог Ричард Аткинсон (1929) еще в 1970-е годы утверждал, что психологи уже 40 лет назад пришли к пониманию того, как человек овладевает новыми знаниями и умениями, а также осознали, что проведение обучения – не их удел. «Добавим со своей стороны – это удел учителей!, – резолютен Леппик. – Напомним педагогам еще раз золотое правило – при овладении знаниями решающую роль играют постперцептивные (переосмыслительные) процессы во время периода кратковременной памяти. К этому выводу (единодушно) пришли все ученые в области когнитивной психологии как на Западе, так и на Востоке, в Эстонии же до сих пор говорят об учебе с блеском в глазах да без каких-либо домашних заданий и оценок – да ведь это же каменный век!».

Продолжая свой разнос, автор делает еще один экскурс в историю, только на сей раз уже в прошлое своей страны. Во времена хрущевской оттепели, напоминает он, министром образования Эстонии стал Фердинанд Эйзен (1914-2000), воспитанник учительских семинарий в Выру и Ляэнемаа, а также большой поклонник Йоханнеса Кяйса. Во времена своего правления (1960-1980) Эйзен постепенно внедрял в эстонских школах разумные принципы реформаторской педагогики Кяйса и заложил вместе со своими единомышленниками базу для повышения квалификации педагогов – при помощи системы курсов в школах и в Республиканском институте повышения квалификации учителей (сокр. VÕT или VÕTI), а также заставляя школьных учителей писать исследовательские работы в Общественном институте педагогических исследований (сокр. ÜPUI). «После восстановления Эстонией своей независимости немецкие, норвежские и финские учителя дали деятельности ÜPUI высочайшую оценку – она уникальнейшая в мире, – пишет Пеэп Леппик. – К тому же были работающие по найму ученые (PTUI), плюс о практической педагогической работе думали и в наших вузах (печатные издания, конференции), т.е. наука распространялась на практику, и наоборот».

25 лет тому назад, неистовствует доктор наук, все вышеназванное было объявлено «идеологическим совком», а на смену ученым все чаще стала приходить армия чинуш со своим финансовым всевластием – «проектной деятельностью».

«Поскольку советским было именно содержание предметов, то после проведения конгресса учителей в 1987 году началась борьба за новую учебную программу, которая ко всеобщему неудовольствию была внедрена в основных школах и гимназиях в 1997 году, – пишет Леппик. – Можно было просто избавиться от шовинизма, идеологизированности и унитарности в предыдущих учебных программах, добавив разделы «Estica» и «Европоцентризм». Не сумев сохранить даже внутреннюю логику точных и естественных дисциплин, мы отвергли самое ценное – дидактику с ее национальными школьными традициями и реформаторскую педагогику, заменив их чужеродными эклектичными «опытами над опытами», столь далекими от науки».

По мнению ученого, болезнь затянется надолго (коли мы все раньше не помрем), если не произойдет возврата к научному подходу, потому как компьютеры или гаджеты в школах – лишь инструменты, а не методы или процессы.

«Кто назвал ребенка личностью, кто не в ладах с законами природы? – недоумевает Пеэп Леппик. – Тем самым была заложена бомба именно под домашнее воспитание детей в Эстонии. Выявил же ученый в области развития мышления ребенка Жан Пиже (1896-1980) т.н. критические фазы развития детей, по окончании которых ребенка уже почти невозможно изменить – например, для развития речи таковыми являются конец первого года жизни и весь второй».

Многие ленивые родители, считает Леппик, получили сигнал – пускай ребенок развивается свободно, не вмешивайтесь в его развитие, не говоря уже о его поругивании. «Кстати, опыты над животными показали, что те молодые особи, которых наряду с похвалой иногда и наказывали, привязывались к проводящим исследования больше всего, в ÜPUI же еще в 2005 году сделали «открытие» – резко участились случаи нарушения речи среди детей (теперь все чаще и чаще требуется помощь со стороны логопедов и спецпедагогов, однако логопеды не в состоянии вылечить от задержки в развитии речи)», – констатирует автор статьи.

«Отказ от природного воспитания (путем наказаний) привел к тому, что полицию стали вызывать уже в детские сады – дети нападают на воспитателей! – продолжает Леппик. – Воспитание детей является все-таки процессом педагогическим, а не юридическим. Да, каждый ребенок уникален, но он не личность! Личностью может стать взрослый человек, который занимается самовоспитанием и который умеет выбирать, чему и как учиться».

«Как я понял, из учебных программ ТУ и ТЛУ по подготовке учителей педагогическая психология и история педагогики вообще выкинуты – о каком тогда научном подходе при обучении в этих вузах вообще может вестись речь? – недоумевает доктор педагогических наук. – Лекции на курсах повышения квалификации учителя зачастую считают далеким от науки умствованием – так (по собственной инициативе) после моих выступлений о психологии развития в текущем учебном году заявили воспитатели детских садов».

В заключение своей яростной статьи Пеэп Леппик отчаянно призывает всех читателей ознакомиться с его более ранними трудами (оцифрованными библиотекой ТУ), повествующими о проблемах, связанных с обучением и развитием детей: «Стоит только погуглить!».

См. также:

1) „Lapse arendamine ja õpetamise probleeme koolis” ‒ 2000, TÜ kirjastus, 256 lk.

2) „Mure Eesti kooli pärast” – 2010, TÜ kirjastus, 69 lk.

3) „Õpetajana kooliilmas ja ilmakoolis” (A-osa) – 2014, EÜK, 409 lk.

4) „Kolleegid, miks on õpetajatöö aluseks ikkagi pedagoogika ja psühholoogiateadus?” – 2016, EÜK (Eesti Ülikoolide Kirjastus), 41 lk.

5) „Homo sapiens on suremas” – 2017, EÜK, 48 lk.

6) Veebis – Didaktikas vajalikust teaduskirjandusest – UTTV (loeng 29.11.2017. üliõpilastele TÜ Matemaatika ja Statistika Instituudis).

*****

РАЙВО ЮУРАК: КТО ЗАЩИТИТ УЧИТЕЛЕЙ ОТ УЧЕНИКОВ?

Телепередача «Начистоту» на канале ETV в очередной раз вернула на повестку дня тему прав учителей, в том числе их права обыскивать учеников. Жаркая дискуссия в ходе эфира надолго затянулась в гардеробе теледома. Даже на выходе из него большинство участников диспута остались верны той точке зрения, что педагогам требуется защита, а потому право на обыск – это неизбежность. Так ли это? Выяснял журналист «Учительской газеты» Райво Юурак.

Основным аргументом в пользу проведения обысков стала, конечно же, стрельба в вильяндиской школе. Считается, что обыскивание учеников позволит отобрать у них оружие еще до совершения преступления. Звучит логично, но как бы это выглядело на практике? Вероятно, для этого пришлось бы каждым утром прощупывать всех подозрительных учащихся. Однако хотим ли мы этого?

Тем не менее, учителю необходимо защищаться хотя бы от учеников-хамов, которые громко болтают и мешают вести урок, а иногда также швыряют в педагогов учебники и даже заталкивают их в шкафы – случалось и такое. Почти 25% преподавателей сталкивалась с издевательствами со стороны учеников, и это во всех смыслах слишком большая цифра. Что могло бы в будущем защитить учителя от буллинга со стороны школьников? За круглым столом в редакции «Учительской газеты» на эту тему рассуждали консультанты по вопросам образования из НКО Tulevikuhariduse PIRN Тийна Листер и Маргус Сакс, ведущий специалист по языковому погружению целевого фонда Innove Майре Кеббинау, а также доцент института образовательных наук ТЛУ Айри Кукк.

А если над ними вовсе не издеваются?

Тийна Листер: Ощущение обижаемых часто появляется у учителей, которые просто не знают своих учеников. Припоминаю случай, когда один мальчик постоянно опаздывал на урок и, только войдя в класс, просил разрешения выйти. Новая учительница в классе все терпела и терпела, а потом рявкнула на весь класс, что «опоздунам» лучше вообще оставаться дома, а не постоянно мешать вести уроки. В классе воцарилась гробовая тишина. На перемене же ученики объяснили преподавателю, что каждое утро пацан приходит в школу от врача, поскольку у него опухоль в мозгу, и что он герой, потому как вообще ходит в школу. Какой же вывод можно из этого сделать? А такой, что нужно спрашивать у самих учащихся, в чем проблема. К тому же, о наличии проблемных ребят предметников должен оповещать классный руководитель.

Майре Кеббинау: Подчас ученик добивается внимания со стороны одноклассников, а не учителя. Один такой все время прерывал преподавателя громким криком. Тот журил его тет-а-тет, ученик же искренне просил прощения, обещая исправиться. На следующем же уроке все повторялось. Учитель понял, что таким образом ученик пытается сохранить свой статус в глазах одноклассников, и время от времени начал поручать тому задания, выполнение которых позволяло выделяться с более положительной стороны.

Тийа Листер: Иногда учителя сами провоцируют конфликты, деля, к примеру, учеников на успешных и не очень. Если учитель сам был когда-то хорошистом или отличником, то ему тяжело понять, почему поголовно все его ученики не получают одни лишь пятаки и четверки – ведь это совсем нетрудно. Ученикам, нахватавшим плохие отметки, такой учитель начинает писать в э-школе, что опять он не сумел, опять не выучил, не достал вовремя учебники, болтал на уроке и пр. Такой учитель не осознает, что постоянно засыпает учащихся негативными оценками вместо того, чтобы больше направлять его. Таким вот образом педагог замораживает потенциал школьников, унижает их достоинство и понижает самооценку. Действительно хорошо, когда такие дети начинают бунтовать, ибо только таким образом учитель понимает, что что-то не так. Однако подобные ученики могут также тихо проглотить обиду, чтобы однажды «совершенно неожиданно» для всех взорваться. Учителя должны помнить, что у всех учащихся есть право на успех и школьные радости, чтобы каждый из них смог бы развиться и найти свое место в жизни.

Защищают ли учителей законы?

Участники круглого стола сошлись во мнении, что пункт закона, позволяющий обыскивать учеников, еще больше ухудшит ситуацию. Хорошие отношения невозможно создать при помощи закона. Принятие же большого количества законодательных актов может привести к излишней зарегулированности демократии и уменьшению степени свободы. К тому же, излишняя вера в силу закона приведет к недооцениванию превентивной деятельности.

Тийа Листер: Основная проблема заключается все-таки в том, что учитель не знает своих учеников. Когда в школе случается акт насилия, то все-таки говорят о том, насколько же неожиданно все произошло. Однако учитель должен знать о проблемах своих подопечных, а также их характеры. В школе нужно создать условия, чтобы учителя могли бы без особого труда обращаться за помощью либо к коллегам, либо к психологу, соцпедагогу, спецпедагогу и психиатру. Если они сумеют наладить сотрудничество, то поведение учащихся не должно быть непредсказуемым и неожиданным.

Майре Кеббинау: Сейчас процесс обучения должен быть выстроен так, чтобы у ученика всегда была бы возможность открыться учителю и представить ему свое видение предмета. В таком случае педагог смог бы эффективнее всего оказывать учащимся помощь и поддержку. К сожалению, общепринятой является обратная практика – именно преподаватель постоянно выступает перед учениками, представляя им себя.

Маргус Сакс: Родителям не нравится, когда их детей обыскивают. У многих из них есть опыт хождения по судам и потому их не очень затруднит составление иска против преподавателя или школы. В отличие от школы, в суде течет совсем другая жизнь. Там вопрос заключается в том, кто окажется «сверху». С точки зрения воспитания ценностей подобная атмосфера губительна.

Айри Кукк: Одна школа приняла ребенка с особыми потребностями. Поскольку учебное заведение ранее не сталкивалось с подобным контингентом, то с ребенком возникли некоторые проблемы. Что же случилось? Среди родителей учеников этого класса оказались юристы, которые в законодательном порядке стали ходатайствовать об исключении ребенка-инвалида из школы. Затем они же стали добиваться увольнения как учителя, так и директора. Юристы в суде исходят из действующих правил игры. Они не исходят из того, что внимание нужно уделять каждому ребенку, что каждому следует оказывать помощь и что никого нельзя игнорировать. Если мы начнем регулировать отношения между учителями и учениками при помощи законов, то это приведет к регулируемой демократии. Это ситуация, при которой каждый шаг, который делает педагог или учащийся, должен быть одобрен или запрещен законом.

Защищают ли учителей их коллеги?

Участники дискуссии подчеркнули, что особенно тщательно нужно знать проблемных детей. К сожалению, некоторые учителя даже не думают об этом. Либо коллеги не говорят им об этом, либо они сами не осмеливаются рассказать тем о своих проблемах. Помощь со стороны специалистов тоже не совсем доступна, а их рекомендации неконкретны.

Айри Кукк: Утверждается, будто узаконивание права на проведение обыска требуется из-за проблемных воспитанников спецшкол. Но поможет ли это спецшколам? Скорее, это приведет к обострению отношений. И в спецшколах нужно, прежде всего, научиться чувствовать детей. Для этого требуется наличие в них отлично подготовленного персонала: психологов, спецпедагогов, соцпедагогов и др. Если школьник считает агрессивное поведение естественным, то его нужно трижды обследовать и трижды же поддержать, чтобы он нашел выход из порочной модели поведения.

Тийа Листер: Почему дети вообще попадают в спецшколы? Да потому, что ребят оставили одних наедине с их проблемами уже с первого класса, а то и раньше. Каждая школа должна обладать достаточным опытом для выявления у ребенка проблем в самой ранней стадии, чтобы предпринять целенаправленные шаги для оказания ему помощи. Дома эти проблемы зачастую не замечаются или их наличие отказываются признавать. В одной школе у мальчишки были исписаны все руки, плюс были видны рубцы от порезов. Когда я спросила, какое лечение ему оказывают, то на меня с удивлением посмотрели. Родители ждали, пока их сын подрастет, чтобы его можно было за плохое поведение отправить в спецшколу. Не на лечение, а в спецшколу! По примеру учителя школьники тоже думали, что от этого ученика нужно избавиться, поскольку чудаковатый как он сам, так и вся его семейка.

Айри Кукк: Окажи учитель своевременную поддержку этому необычному ученику, и целый класс тоже предложил бы ему свою помощь. Поддержав проблемного одноклассника, весь класс научился бы человечности и эмпатии. Причем на деле, а не на словах.

Майре Кеббинау: Учителям было бы проще всего обращаться за помощью к своим же коллегам, но в большинстве случаев они этого не делают, поскольку боятся показаться глупыми. Они причислили часть своих учеников к разряду тупых и теперь побаиваются, что и их самих могут причислить к недалеким учителям. Оценочные суждения изувечивают не только души детей, но и самих педагогов, причем постоянно. К счастью, уже в нескольких школах учителя перестали бояться обращаться за советом к коллегам, а также посещать уроки друг друга. Они наблюдают за ходом занятий, но оценок не дают – во время беседы после уроков говорит только сам учитель, наблюдатели лишь поддерживают его.

Тийа Листер: Нынешняя ситуация в школах усложнилась из-за детей с особыми потребностями до такой степени, что больше ни один учитель не в состоянии справляться с ними в одиночку – им всем нужно сотрудничать как друг с другом, так и с опорными специалистами.

Класс стоит на ушах. Что делать?

Участники дискуссии отметили, что в кризисной ситуации все надежды, как правило, возлагаются на сильных учителей. Все мечтают о педагогах, которые с рождения слегка агрессивны и потому умеют быстро подчинять себе людей. К сожалению, властный учитель может лишь обострить проблемы. Ученики чувствуют себя пешками в его руках и не осмеливаются высказывать свое мнение. Нам же нужны именно предприимчивые и смелые граждане.

Айри Кукк: Властный учитель может подчинить себе в том числе и других педагогов, однако ни учителя, ни ученики не хотят быть пешками. Учитель не должен брать на себя в классе или школе роль начальника, поскольку другим тогда достанется роль жертвы. Хороший учитель умеет заставить учеников работать, не прибегая к властным методам.

Тийа Листер: Многие проблемы и стресс у учеников хоть и берут свое начало дома, однако в школе все может начать выливаться наружу именно потому, что учителю не хватает знаний и  навыков для общения с детьми и управления ими, для организации интересного обучения, а также решения их проблем.

Айри Кукк: Иной раз эффективными оказываются чисто механические решения. В одном из пятых классов отношения испортились донельзя, и потому в шестом классе было принято радикальное решение перетасовать учеников из всех параллелей и создать новые коллективы. Другими словами, заново приступили к созданию культуры поведения в школе – всему потоку сделали «рестарт», и это сработало.