Учительская газета, 20 октября 2017

20. okt. 2017 - Учительская газета, 20 октября 2017 kommenteerimine on välja lülitatud

Мое советское детство

С легкой руки президента в нашем обществе начался увлекательный флэшмоб «поделись своими воспоминаниями о советском детстве». Как человек, родившийся в 1974 году, то есть в эпоху торжества коллективного сознания, не могла и я устоять перед соблазном и молча пройти мимо, пишет на страницах «Учительской газеты» директор Костивереской школы Ольга Сайковская.

В любые времена существуют люди, относящие себя к категории счастливых или несчастных. Синдром несчастного человека очень распространен и в современной Эстонии: кто-то ностальгирует по советской эпохе (или все же по юности?), кто-то завистливо смотрит в сторону более благополучных европейских стран, кто-то живет надеждой на светлое будущее. Умение жить здесь и сейчас, радуясь каждому моменту жизни, является великим искусством, которому стоит научиться, не поддаваясь синдрому ожидания белого корабля.

Лишь недавно я стала осознавать, что мое детство было ни чем иным, как надеждой на появление того самого пресловутого белого корабля. У меня была заботливая семья, хорошие друзья, большая домашняя библиотека, прекрасный по тем временам частный дом посреди красивого сада. Одежду мне шили в основном мама и бабушка, а выстраданные стоянием в длиннющих очередях туфли казались вполне себе красивыми: ведь ничего другого мы не видели, а потому не умели и мечтать о большем. Помнится, я собственноручно связала себе в детстве немало модных свитеров, а вместо дефицитного лака при необходимости довольствовалась сахарным сиропом – до первых капель дождя прическа держалась прекрасно. Мяса я не помню вообще – его не было ни дома, ни в магазине. Но нынче ведь принято утверждать, что вегетарианство полезно для здоровья. Короче говоря, опасности умереть от голода или холода не было.

Но что-то было явно не так, и ощущением фальши было пропитано все вокруг. Каждый день мы должны были испытывать гордость за чуждые детской душе моменты: бесконечные портреты Ленина и его же цитаты в школьных помещениях и в учебниках, разучивание и исполнение патриотических песен, изготовление ватно-марлевых повязок на уроках труда. Мы учились маршировать, надевать противогазы на скорость, резво бежать по сигналу тревоги в бомбоубежище, где нас в свою очередь пугали картинками, изображающими ядерный взрыв и его последствия. Раз в неделю по утрам проводилась политинформация: кто-то из одноклассников должен был доложить свежие новости об ужасах жизни в капиталистических странах и о претворении в жизнь последних решений съезда ЦК КПСС.

Если же говорить о школьном образовании в целом, то, несомненно, было немало сильных сторон. Мы очень тщательно изучали русский язык и литературу – ну и пусть акцент неизменно делался на том, как смело Пушкин, Достоевский и Чехов описывали сложную жизнь простого народа и обличали царизм, зато люди моего поколения по большей части умеют грамотно писать на родном языке и прекрасно ориентируются в истории русской литературы. Зарубежную литературу в те времена в школе практически не преподавали, зато обучение точным наукам велось на достойном уровне: это были, пожалуй, единственные уроки, на которых учитель не должен был ежеминутно сверяться с марксистско-ленинской идеологией и бояться совершить идеологическую ошибку.

С чем моим ровесникам не повезло, так это с качеством преподавания иностранных языков. В советской школе языки изучались явно для галочки, поскольку общаться на них было не с кем. Во всех иностранцах нас учили видеть, прежде всего, шпионов и врагов, а выехать в течение жизни за рубеж шанс выпадал очень немногим советским людям. Среди детей ходили страшилки, будто на улицах порою попадаются злонамеренные иностранные агенты, предлагающие пионерам и октябрятам отравленные жевательные резинки, а в швы произведенных в США джинсов добавляется смертоносный яд, который затем впитывается в кожу и губит поддавшихся соблазну строителей коммунизма.

Должна признаться, что до перестройки я иностранцев ни разу не встречала, а первые заграничные джинсы привезла мне бабушка прямиком из США. В эпоху гласности вдруг выяснилось, что в Нью-Йорке живет бабушкин старший брат, бежавший из Эстонии во время Второй мировой войны, будучи протоиереем собора Александра Невского в Таллинне. Это был самый большой семейный секрет, ведь если бы в 1940-1950-х гг выяснилось, что полковник Советской армии, строитель засекреченных объектов взял в жены эстонку, чей брат эмигрировал на Запад и возглавил эстонскую православную общину в Нью-Йорке, а первый муж был и вовсе мобилизован в немецкую армию, то нашей семьи сегодня просто-напросто не существовало бы. К счастью, в те времена интернета не было, и бабушка с дедушкой прожили много лет в любви и согласии.

Окружающая действительность 1980-х годов была полна противоречий, а молодая душа искала и не находила ответа на жизненно-важные вопросы. Помнится, мы с подругами увлекались историческими романами и музыкой и получали из этих источников никак не связанные с пионерской идеологией сильные эмоции, казавшиеся более правдоподобными, чем приуроченные к празднованию 7 ноября школьные постановки. В подростковом возрасте я жила в литературно-музыкальном мире, разбираясь в династиях французских королей, живописи эпохи Возрождения, музыкальных течениях 18-го века и поэтических тенденциях 19-го века гораздо лучше, чем в кишащей лозунгами нереальной реальности.

Я благодарна судьбе за то, что во времена моего детства не было иных доступных интеллектуальных развлечений, кроме чтения книг и погружения в мир искусства. Но если спросить, хотела ли бы я такого детства своему ребенку, то ответом бы стало уверенное «нет». На сегодняшний день существуют фантастические возможности для развития, нашей молодежи открыт весь мир – они не должны жить ожиданием белого корабля, который увез бы их в счастливое далеко. Наши дети способны сами вершить свою судьбу и предлагать другим государствам блестящие концепции целых флотилий.

*****

Студенты теряют интерес к родному языку

В последние годы преподаватели Тартуского университета были полны надежд, поскольку каждое лето количество желающих изучать родной эстонский, а также другие финно-угорские языки, доходило до 80-90 человек. Вот только к осени от них оставалось хорошо если 20 студентов, пишет Сирье Пярисмаа в «Учительской газете».

«В 2014 году была полная катастрофа – только 17 поступающих. В течение двух последующих лет ситуация немного улучшилась, но в этом году студентов опять мало», – посетовала глава института общего языкознания Тартуского университета Ренате Паюсалу. Поступило 78 заявлений на 32 места, учиться же пришли 20 человек. Не лучше дела обстояли и в прошлом году, когда из 93 подавших заявление к учебе приступил лишь 31 студент.

Преподаватели не изучали, куда пропадают поступающие в вуз, однако они сошлись во мнении, что студенты предпочитают более престижные специальности в надежде получать в будущем более высокую зарплату.

Всё чаще преподаватели отмечают, что ставшее несколько лет назад бесплатным высшее образование привело к тому, что на некоторые специальности набирают слишком много студентов и это приводит к сокращению количества мест на других направлениях. «Когда на юридический приняли 30 студентов на бесплатные места, а остальных на платные, к нам пришло больше людей, и уровень их тоже был выше», – пояснила Паюсалу.

Что же выбирает молодёжь?

По данным SAIS, четверо молодых людей предпочли английскую филологию, а трое – юриспруденцию и спецпедагогику. Остальные выбрали журналистику, биологию, литературу, экономику и романистику. 29 отказников приступили к учебе в Тартуском университете и ещё 23 студента предпочли преимущественно Таллиннский университет или Таллиннский технический университет.

«По специальностям, прием на которые осуществляется на основании одних только результатов госэкзаменов, и наплыв студентов больше, но и процент отказников тоже выше, – отмечает руководитель службы коммуникаций отдела искусств и гуманитарных наук ТУ Лийз Саар. – На специальность «эстонский язык и финно-угорское языкознание» кандидатов принимают на основании результата госэкзамена по эстонскому языку, и для многих поступающих она не является приоритетом №1. В случае же с госэкзаменом по эстонскому языку мы имеем дело со стандартизированным экзаменом, подходящим для поступления в вуз, и поэтому университет не планирует менять условия приема по этой программе».

Запятая не требуется

Анализируя причины непопулярности изучения родного языка, Ренате Паюсалу приводит еще одно объяснение – несмотря на то, что на словах в обществе и декларируется важность эстонского языка, тем не менее, отсутствует понимание того, что языком нужно постоянно заниматься. «Недостаточно только травить анекдоты на родном эстонском, – уверена она. – Язык как составная часть культуры вымирает, если его не изучают и не исследуют».

И ещё: гимназисты даже не знают толком, что из себя представляет изучение эстонского в вузе. Несмотря на то, что преподаватели активно популяризируют свою специальность, проводя четыре олимпиады и дни эстонского языка, а также постоянно посещая школы, обычному школьнику всё равно кажется, что эстонский язык – это лишь запятые и заглавные буквы.

«Мы должны обучать учителей так, чтобы они смогли лучше продемонстрировать своим ученикам возможности практического применения родного языка, – считает Паюсалу. – Мы преподаем много нового и интересного. Например, исследуем процесс написания. Много работаем над дигитальными решениями, создаём также центр цифровых гуманитарных наук. Мы хотим, чтобы будущие студенты поняли: у нас можно быть как «олдскульным» гуманитарием, так и заниматься языкознанием при помощи дигитальных методов.

Ренате Паюсалу допускает, что нежелание изучать эстонскую филологию объяснимо некоей дистанцированностью родного языка от т.н. всамделишных гуманитарных наук. Приверженцы реальных дисциплин, как правило, выбирают инфотехнологии. Кто хочет стать поэтом и писателем, выбирает литературоведение. Эта специальность в последние годы и стала гораздо популярнее. Количество поступающих – от 100 до 120 человек и, в большинстве случаев, заполняются все места.

«В бакалавриат не попали многие кандидаты с очень даже хорошей подготовкой, – констатировал руководитель института культурологи Юло Валк. – В магистратуре же, к сожалению, некоторые места остались не заполнены. Это довольно обычная практика среди гуманитарных направлений, но мы всерьез обеспокоены происходящим».

Валк отмечает, что хотя болонская система образования и способствует смене специальности после окончания бакалавриата, тем не менее, наличие филологической базы крайне необходимо для того, чтобы стать учителем языка и литературы. Это сужает круг кандидатов. Ожидания со стороны общества и надежда стать успешным подталкивают молодых людей в XXI веке к выбору таких практичных специальностей, как инфотехнологии и инженерия. Тем не менее, нужно действовать систематично и упорно, чтобы общество лучше осознавало ценность и необходимость гуманитарных наук.

*****

Новомодное формирующее оценивание выбешивает учителей, родителей и директоров

Ученый-педагог Майе Туулик пишет в «Учительской газете», что в Эстонии целых 10 лет угробили на то, чтобы заставить учителей отказаться от привычных отметок в пользу т.н. формирующего оценивания. Теперь же пришло понимание того, что написание педагогами пространных трафаретных комментариев ничуть не помогает родителям оценить успеваемость детей, а руководителям школ сравнить уровень их знаний.

Туулик недоумевает, как можно было потратить столько времени и средств на пропаганду формирующего оценивания в виде проведения различных тренингов, если в итоге недовольны все: учителям приходится до ночи писать пространные поэмы вместо выставления всем понятных отметок, а родители не понимают, чему же научились их дети.

«Идет пятая неделя учебы, а у ребенка в э-школе только шесть формирующих оценок! Совру, если скажу, что пойму, когда у него появятся проблемы в школе, – цитирует Майе Туулик недовольного родителя. – Обратная связь нулевая! Когда дети постарше ходили в школу, они получали в среднем по шесть отметок в неделю, то есть обратная связь была постоянной. Пробелов в знаниях не возникало, поскольку реакция на каждую тройку была мгновенной. Не понимаю, на основании чего выводится оценка за триместр, если по многим предметам вообще нет ни одного комментария. Постоянная связь отсутствует, потому что написание «поэм» отнимает кучу времени».

«Да переобучающие педагогов специалисты и сами не понимают, что такое формирующее оценивание, – уверена посетившая соответствующий тренинг учительница. – Содержание курсов обычно таково: разделитесь на группы, составьте пару заданий и дайте им формирующую оценку. Лектор ничего не объясняет – очевидно, у него самого нет знаний. Так каждый учитель сам на свой лад что-то дальше и делает».

Всеобщее недовольство формирующим оцениванием автор статьи подкрепляет мнением своей коллеги Мари Малл Фельдшмидт, призывающей отказаться от малоэффективного нововведения, а также подробным теоретическим анализом Ааро Тоомела, сильно сомневающегося в целесообразности отмены отметок. Прямым выводом проведённого исследования стала констатация факта, что учителя не справляются с подробным расписыванием всех этапов развития своих подопечных: у них нет опыта письменного оценивания, отсутствуют средства оценивания, а их выработка вообще не является задачей педагогов.

Майе Туулик задаёт читателям риторический вопрос – помнит ли сейчас хоть кто-нибудь о взлете и падении некогда популярных таксономий (Блум, 1956)? Над их разработкой специалисты из огромного количества институтов и исследовательских учреждений трудились десятки лет. В результате из-за непомерных трат усилий и времени от таксономий пришлось-таки отказаться.

Сама Туулик в бытность свою защитила две диссертации на тему оценивания знаний. Доктором философских наук она стала после защиты работы под названием «Справедливое оценивание», а степень доктора педагогических наук принесла ей диссертация на тему «Оценивание как социальное и воспитательное явление». Будучи специалистом высшего уровня в области оценивания, она уверена в несостоятельности утверждения, будто оценка ни о чем не говорит.

«Оценка дает обратную связь как ученикам и родителям, так и самим учителям. Поначалу дети и вправду могут учиться ради отметок, но в долгосрочной перспективе в какой-то момент именно благодаря оценкам в их развитии происходит сдвиг, – уверена Туулик. – Стимулирующее (формирующее) оценивание заставляет учитывать особенности ребенка, зачетное же оценивание (в виде отметок) – объективность знаний. Если за последние 10 лет формирующее оценивание не заработало, то давайте доверимся учителям и не будем требовать от них невозможного. Практика – критерий истинности».