Учительская газета, 24 марта 2017
Исследование: почему школьники и учителя несчастны?
Весной прошлого года Центр инноваций в сфере образования Таллиннского университета попросил 800 учителей и 1200 учеников из 32 школ ответить на вопрос «Перемены в какой из важнейших областей должны в ближайшие годы произойти в школах Эстонии?». Если педагогов больше всего волновали изменившееся понимание обучения и вопрос оплаты собственного труда, то гимназисты думали о том, как бы не дойти до ручки, обеспечивая родине высшие строчки в мировых рейтингах наподобие PISA.
В январе нынешнего года магистрант Таллиннского университета Лийс Мяэотс защитила работу на тему «Ожидания учителей и гимназистов в отношении происходящих в школе перемен и их связь с оценкой репутации школы». Она пишет на страницах «Учительской газеты», что всех респондентов роднила надежда, прежде всего, на изменения в организации ежедневной учебы, которая должна стать ближе к жизни и ориентироваться именно на учащихся.
34,9% учителей мечтает взять на вооружение современные методы обучения, которые сделали бы процесс обучения более интересным, а также сфокусировать своё внимание на развитии скорее общих практических навыков. Кроме того, педагоги заинтересованы в межпредметной интеграции и индивидуализации учебного процесса.
31,7% учителей по-прежнему волнует вопрос недостаточной оплаты собственного труда и недофинансирования школ – не хватает средств на покупку учебных материалов и развитие опорных услуг. Они отметили, что зачастую материальная база небольших и крупных школ существенно разнится, при том, что результаты труда оцениваются по единой шкале. Вот лишь несколько самых ярких криков души.
«Проблема – по сравнению с учителями, у многих учащихся гораздо больше материальных и культурных возможностей, педагоги не могут шагать с ними в ногу и посещать театры/концерты, чтобы понимать их внутренний мир».
«При начислении зарплаты нужно учитывать не только количество контактных часов, но и время подготовки к урокам, а также другие виды деятельности/работы в школе».
Для 21% опрошенных учителей неожиданно важной оказалась проблема внутреннего климата, который, по их мнению, в учебных учреждениях надо существенно улучшить. Педагогов терзают напряжённые отношения с учениками и их родителями, а также недостаточное сотрудничество между собой. Зачастую их ожидания связаны с отстранённым от них начальством: „Манера поведения руководителей школы должна измениться: пускай они не будут где-то далеко и высоко, а общаются с учителями непосредственно и искренне».
В то время как учителя мечтают о свободе, равенстве и братстве, их ученики думают о том, как бы поскорее перейти от слов к делу, то есть от теории к практике. Вместо зубрёжки фактов они предпочли бы научиться применять доступную информацию в реальной жизни, отказаться от оценок, перейти на проектное обучение и чаще ходить на практику в различные заведения.
На втором по важности месте у гимназистов стоит вопрос чрезмерной нагрузки как в школе, так и дома – при 40-часовой рабочей неделе у взрослых школьники тратят на учёбу в среднем аж 46 часов. Это приводит их к эмоциональному прогоранию, депрессии и необходимости принятия антидепрессантов.
Гимназисты недовольны высокомерным отношением со стороны учителей, мечтают о равенстве в отношениях и ожидают, что «отставшие от жизни динозавры» будут учиться вовсе у них. Для снятия излишнего напряжения они хотели бы лучше питаться, иметь уголки для отдыха и возможность выйти на перемене на улицу. Вот несколько наиболее интересных выдержек из ответов учеников.
«Школа должна приблизиться к реальности и подготавливать учеников к будущей жизни, а не итоговым экзаменам. Можно было бы обучаться таким практичным вещам, как заполнение налоговой декларации, составление бюджета, покупка квартиры, участие в интервью по работе и т.д.».
«Учебная программа должна быть более человечной и учитывать то, что помимо учёбы я должен ещё и спать, кушать и посещать какой-либо кружок по интересам».
«Печально наблюдать за молодыми людьми, которые так рано прогорают».
Подытоживая статью, Лийс Мяотс озвучивает главный вывод своей исследовательской работы – даже при наличии самых благих намерений, знаний и умений один учитель в поле не воин и потому требуется реорганизация всей школы, если не стратегические перемены в школьной сети в целом.
«Кеэлекюмблус» в 1949-м и 2000-х
Ранним утром 25 марта 1949 года двухлетнюю Тийу силком подняли с кровати. Поезд помчал её в сибирские морозы навстречу самому что ни на есть раннему языковому погружению, истинным родоначальником которого был скорее грузин Джугашвили, а не современные канадские лингвисты.
Депортация двухлетней Тийи Теэсалу, её трёх несовершеннолетних сестёр и ещё 5717 таких же детей, как и они, была грамотно назначена на выходные, чтобы в замес попали даже интернатовские дети. В понедельник, 28 марта, в Эстонии не было ни одной школы, в которой не пустовали бы парты, повествует на страницах «Учительской газеты» режиссёр-постановщик и журналист Карл Келло.
Мама Тийи, 31-летняя женщина, была объявлена «кулаком» за то, что когда-то жила в шикарном двухэтажном отцовском доме в Валгамаа. Отец был арестован и отправлен в Воркутинский исправительно-трудовой лагерь ещё раньше.
«Кеэлекюмблус» по-сталински начался для Тийи сразу по прибытии, в детском саду, куда ходили как местные, так и репрессированные: татары и казахи, латыши и литовцы, немцы и эстонцы. Конфликтов на национальной почве не было, за исключением случая, когда русские пацаны с криком «А ну-ка отсюда, фашистка!» столкнули Тийу с высокого обрыва в холодный родник. «Даже об этом не осмелилась рассказать домашним, – вспоминает она. – Думала, что жизнь – она и есть такая».
Ускоренный «кеэлекюмблус» героине повествования пришлось испытать в жизни дважды. «Тогда это погружение выглядело так, что мы ходили в детсад, должны были справляться и справлялись-таки, – вспоминает она. – Сначала мы выучили русский, а через 7-8 лет пришлось пройти т.н. дополнительные курсы по эстонскому».
Вернувшись на родину поздней осенью 1956 года, Тийу не говорила на родном языке на должном уровне и не умела писать, однако уже к весне благодаря терпеливым педагогам в её табеле стояли одни лишь «четвёрки» и «пятёрки». После могучих сибирских березняков и безумно красивых цветов она была страшно разочарована угрюмостью эстонских лесов, потому как, по рассказам мамы, Эстония представлялась ей раем на земле.
Отец Тийу вернулся на родину по амнистии годом ранее – в 1955-м. В последний раз он видел свою дочь, когда ей было семь месяцев. Годы разлуки сделали их почти чужими людьми. Тийу побаивалась отца и не понимала причин его озлобленности на жизнь, ведь когда-то он был очень добросердечным и готовым прийти на помощь. Лишь в 49 лет, получив доступ к архивному делу КГБ, она осознала все мотивы произошедшего и захотела написать об этом книгу.
Изучать историю в Тартуском университете Тийу не позволили, зато сказали, что есть свободные места на русской филологии. Она нисколько не жалеет о выборе профессии, поскольку могла тоннами читать великих классиков на языке оригинала и зарубежных авторов в переводе.
«Говорят же, что нужно знать язык своего врага, – говорит Тийу Теэсалу. – Я не была ни против русского языка, ни против русских людей, но против той власти и несправедливости, жертвами которых стали наши родители и мы, тогдашние дети и молодые люди, была. В течение 35 лет я преподавала красивый русский язык эстонским ученикам и знакомила их с русской культурой через литературу. Хотелось бы, что к моему народу и языку относились также, но…»
Таранд: недостаточно любящих родину – в эмиграцию!
Трепещите, ибо уже через пару недель стартует юбилейный марафон, которому не будет равных в мире! Об этом читателей «Учительской газеты» заранее предупреждает публицист Каарел Таранд, уточняя при этом, что с апреля нынешнего года по февраль года 2020-го государство заставит всех если не испытывать, то хотя бы изображать бурную радость по поводу столетия Эстонской Республики.
Если до сих пор жители Эстонии отмечали день рождения своей страны 24 февраля, то праздничный цикл длиною более чем в два с половиной года предоставит всем культурным и околокультурным деятелям возможность поэкспонировать себя и свои дивные проекты. Таранд иронизирует, что без профита не останутся и многочисленные координаторы-посредники, под чутким руководством которых деятельность народных масс будет протекать без шума и пыли.
Тем не менее, отмечает автор мнения, ему как критику было бы грешно не озвучить некоторые угрозы, связанные с разношерстностью собирающейся на затяжной праздник публики.
Таранд обращает внимание читателей на то, что государственная власть словно дирижёр задаёт непременно мажорный лад всему хору или оркестру. Те же, у кого нет либо слуха, либо желания симулировать мажорное настроение, довольно быстро поймут на своей шкуре, что инаковость заслуживает если и не прямого осуждения со стороны власть имущих, то уж точно не похвалы. «Если ценностями объявлены единение, совместная деятельность и коллективизм, следовательно, отстранённость и наблюдение за происходящим со стороны, не говоря уже об отшельничестве, будут чем-то менее ценным», – отмечает публицист и приводит исторические примеры того, к каким перегибам приводит конформизм подстраивающегося под любую власть homo sapiens’а.
Таранд пишет, что в день 20-летнего юбилея Эстонской Республики передовицы газет пестрели пафосными заголовками: «Тарелка из Риги с изображением государственного регента», «Состоялась торжественная передача ковра девочек-скаутов из подразделения «Кодутютред»», «Рабочий поднял флаг на флагшток» и «Подарки государственным регентам». Спустя всего 80 лет Таранд с удивлением обнаружил, что государству даже сейчас нужно снова и снова что-нибудь преподносить, а на юбилейном сайте «100 лет Эстонской Республике» уже имеется раздел под названием «Подарки». «Надеюсь, что рижане, девочки-скауты и рабочие не упустят свой шанс и на этот раз», – иронизирует колумнист.
По мнению Таранда, ликующее государство незаметным образом вторгается в личное пространство своих граждан, распоряжаясь их временем. «Если ты хоть немного хочешь быть хоть кем-то, то правила совместного проживания предусматривают участие, – пишет он. – Неучастие и невнесение своего вклада бросается в глаза, возникают вопросы, которые требуют ответов, а пассивность придётся обосновать».
«Хуже всего то, что публичное информационное пространство, до краёв заполненное торжественными речами, является ведь территорией, отвоёванной у серьёзных и критических дискуссий, – рассуждает Таранд. – Во время праздника брюзжать неприлично и в то, что всё прекрасно, а будет и ещё лучше, первыми начинают верить те, кто произнесли на эту тему больше всего речей. Под юбилейным одеялом можно будет скрыться от любых неудобных фактов, и было бы странно, если рвущиеся к политической власти этим не воспользовались».
В заключение Каарел Таранд ехидно напоминает, что на время бурных юбилейных торжеств как нельзя кстати придутся две предвыборные кампании, и если их посчастливится провести так, чтобы «критических настроений не было в тот момент дома», то «хлебать супчик можно будет годами».